— Да какую правду?.. — поморщился генерал.
— Кто со мной в Поляны? — громогласно взывал Жан Сергеевич.
— Мужчины, так и намерены отсиживаться? — встав в позу Родины-матери, вопрошала старушка в шортах и панамке.
— Вначале мы выйдем и проверим уцелевшие дома на Сосновой, — принял командование Саша-Нильс. — Наверняка там есть те, кто нуждается в помощи...
— Я иду! — выступил вперед Раду, строитель-молдаванин. Под этим именем он записался.
— Идиоты! — отчетливо произнес Жан. — Там никого нет, всех сожрали!
— Там остался ребенок, дочка Завилевых, — возразил генерал.
— А-а, колясочная! — протянул кто-то из темноты. — Нам только ее не хватало...
— И так повернуться негде!
— Совсем сдурели, всех рахитов сюда тащат!
— Привезешь колясочную сюда — сами выкинем!..
— Кто сказал? — Нильс оскалился на кликуш и на мгновение стал похож на оборотня.
— Тупо просто так ждать... Ждать действительно бесполезно, — тихонько рассуждали двое парней в пижамах.
Они нервно выдыхали дым, стоя у лестницы, ведущей наверх, вооружившись ломами, и убеждали скорее себя, чем окружающих, что надо набраться храбрости и выйти. Их жены застыли рядом, как запасные в почетном карауле. Одна плотная, в красном изодранном сарафане, вторая, напротив, тонконогая, чем-то похожая на циркуль. Тонконогая перекрикивалась через двор со знакомыми, которые прятались в соседнем доме.
Ко мне сквозь толпу пробился Зиновий.
— Алексей Александрович, там просека сохранилась, можно попробовать...
— Где просека? — Я не сразу понял, о чем он толкует.
— Да справа же, от озера, — нетерпеливо зашептал мальчик. — Мы за ветками ходили, я посмотрел. Проволока на просеку пока не залезла; если повезет, то до самого Белого доберемся. Только можно Эля с нами пойдет?
Мне стало смешно. Я хотел сказать резкое «нет», а потом подумал: какого, собственно, черта я буду им указывать? Пусть идет девочка. Вместе с Муслимом нас уже четверо...
Не буду отвлекаться... Скоро стало очевидно, что Жана с компанией не удержать. Они беседовали все громче и все смелее выглядывали во двор. Во дворе было тихо, я бы сказал — мертвецки тихо. Сиреневое солнце начинало свой третий восход. Ближайший черный люк у шлагбаума не шевелился. Асфальт готовился закипеть прямо на дороге. Мертвые головки цветов рассыпались пыльцой по черным трещинам в почве. У водостока валялись несколько дохлых кротов; несчастные зверьки до последнего пытались найти воду.
Кровожадные шары не показывались. Серые минареты слегка расплывались в знойном мареве над Сосновой аллеей. В распахнутых окнах недвижимо повисли занавески. Прямо перед калиткой торчала дамская босоножка, застрявшая каблуком в горячем асфальте. Где-то за озером раздавался монотонный гул, словно бы повторялась сложная дробь гигантского барабана, завернутого в ткань. Звук был таким низким, что скорее угадывался ногами, чем слухом.
— Мы только доберемся до магазина...
— Надо посмотреть, что там на озере...
— Там девочка, в инвалидной коляске. Мы ее так и не забрали, — настаивал сержант Нильс. — Надо за ней сходить...
— Не валяйте дурака! — пискнул Мартынюк. — Вы видели, что стало с домами на Сосновой? Живых вы там не найдете!
— Я пойду, только дайте оружие! — рвался в бой Раду.
— А мне надо в город... Простите, но мне надо в город... — как сомнамбула, повторял пестро одетый художник. Дмитрий мне нравился все меньше; косичка на его голове расплелась, на лице появились потеки грязи, взгляд застыл. Кто-то мне, помнится, намекал насчет его наркотических пристрастий, но раньше было как-то недосуг задумываться. Да и какое мне дело до семейства Ливен? Однако в ближайшем будущем Дмитрий мог стать проблемой номер один... Я подумал, что пусть идет с Жаном, пусть бросит тут мать и идет куда хочет. Очевидно, у него кончилось зелье, и не терпится в город. Пусть идет, здесь от него будет больше проблем.
— Огородами лучше... — рассуждал Валентин. — До сторожки бы доползти, там патроны еще...
Мне смешно их было слушать. Взрослые мужики как будто убеждали друг друга в наличии у них отваги.
— Не ходите, — подала голос Эля.
Мужчины точно ждали ее окрика и разом повернулись. Охранник наш Валентин держался за ручку двери, за ним вплотную стояли сержант милиции и отставной генерал с супругой, которая ни за что не хотела отпускать мужа одного. Доктор Белкин вооружился лопатой. Раду мял в огромном кулаке ручку топора и с надеждой поглядывал на автомат сержанта.
— Гена, ты с нами? — окликнул напарника Нильс.
Комаров отвел глаза. На губах его плавала неприятная усмешка.
— Эй, командир, бросай играть в благотворительность! — заворочался Жан. — Пошли вместе в Поляны.
— Не надо... — Девочка обняла себя за плечи и раскачивалась, словно пьяная; видимо, химия, растворенная в воздухе, действовала на нее, как снотворное. — Не ходите, там что-то еще... Я чувствую, там не только медведи...
Я ей сразу поверил. Новое неземное солнце окрашивало ее тонкие ручки и лицо в жуткие сиреневы тона; и без того замухрышка, с уродливо выступающей грудной костью, девочка стала похожа на живого мертвеца. Впрочем, сомневаюсь, что мы выглядели намного лучше.
— Мы не можем сидеть тут вечно, — покачал головой Нильс.
И толкнул дверь.
— Стойте, я с вами! — метнулась жена генерала Томченко.
— Это самоубийство — шататься по поселку! — проворчал депутат Мартынюк.
— Вы чокнутые! — буркнул Жан Сергеевич. У него снова открылась рана на голове, и женщины пытались промокнуть ему кровь платками. — Не хрен бродить тут, искать на свою жопу отвертку. Я сказал вам — двинем сразу в Поляны, а оттуда в Питер! На крайняк, в лесу сосны, а не эта... порнография.