Симулятор. Задача: выжить - Страница 55

Дело пахло кровью, черт подери!..

— Ну, шабаш! — произнес Комаров, спуская курок. Двоих он завалил с ходу, молоденьких мальчиков, оба так и отлетели. Один спиной на щит навалился, проломил, кровища хлынула. Второй согнулся, скорчился. Только после этого остальные бросились бежать. Кто подурнее — те в дом ломились, а трое или четверо — в стороны прыснули.

Эти и спаслись.

В ответ бухнуло ружье. Ой, я не могу, ну почему дуракам везет? Комаров уцелел, а молоденький нефтяник рухнул замертво. «Селедка» Люся тут же выдала сотню децибелл, повалилась на муженька сверху, театрально и трагично. Это что-то, я ей почти поверила; если бы она еще ручки на отлете не держала, маникюрчик бы от крови не берегла, так полный Шекспир бы приключился!..

— А-аа, суки! — Жан ловко присел на коленку, шарахнул, но не по убегавшим шабашникам, а куда-то в глубину крыльца, под навес.

Тот парень, что упал, еще ножками сучил, руками под себя греб, а сам мои глаза поймал, оторваться не дает. Огромные глазищи, черные, и слезы текут...

Я близко от него остановилась, сама хочу упасть, залечь хочу, а некуда приткнуться. Там поле ровное, из бетона. Я, кажется, закричала, или другие девушки помогли, точно не скажу.

Седой «зенитовец» в комбезе на голое тело, он первый назад к двери бросился и получил пулю в спину. Я впервые такое увидела, как в кино показывают, когда со спины у человека дырочка махонькая, а с той стороны — как плеснет...

Седой взмахнул руками и повалился ничком, на приятелей своих. Слева от меня орали, это Жан бежал и Гришка, они стрелять сразу не хотели, это точно! Они орелика нашего остановить хотели, но поздно уже было останавливать...

Это что-то с чем-то, как сержант палил! Он палил по забитому досками окну, потому что между досок дуло высунулось. Видать, туда грузин с пушкой отступил, в фойе, и за окном спрятался. Тут меня прямо чуть не стошнило, потому что ружье из окна в меня конкретно нацелилось — и как бахнет! Прямо над маковкой просвистело!

— Бей их, бей! — Группа отважных, но неразумных шабашников предприняла попытку зайти с фланга. Они швырялись увесистым, поранили Белкина немножко, Мартынюку бровь рассадили, но тут Жан развернулся и прострелил двоим ноги.

Повезло нам, ексель-моксель, что у Жана не охотничий ствол, а карабин многозарядный оказался! Еще бы секунда, и завалили бы нас чурбаны! А Тамарочка застыла враскоряку за бачком помойным, подходи и бери ее голыми ручками...

Но тут мне поплохело снова, потому что Комаров попал в девку русскую. Детеныш ее в истерике забился, а ей в руку угодило. Не смертельно, ее потом Белкин перевязал, чем нашлось.

Тут у Комарова отскочил назад затвор, оказывается, все так быстро получилось, это что-то! Парни его сзади схватить пытались, а уже чего хватать? Патроны-то кончились. В ушах у меня гудело, трещало. Белкин мимо проскочил, рот разевая, к девке раненой, а я не слышала, чего он орет...

Молдаван уцелевших как ветром сдуло, один только живой остался, тот, на которого седой раненый упал. Ой, не знаю, может, родственник какой, упал на коленки, этого седого баюкает, голову ему держит кричит прямо в ухо на своем, кровищей перемазался. А у седого ноги боком вывернулись, шлепки разлетелись, ногти черные, ступни черные, по земле скребут, как гвоздем по стеклу, с таким звуком. Я даже не сразу заметила, что ноги босые у него, грязища такая. Я все думала — ну скорей бы он уж скрести перестал, гадкое создание...

Девка раненая на жопу плюхнулась, руку качает, а ребенок возле нее визжит. Тут вторая часть балета понеслась, это Тамара Маркеловна уже слегка оклемалась, соображать начала. Из двери мужик толстый, голый по пояс, с обрезом выскочил, я его вспомнила, общались как-то. Он поваром работал, только не на шабашников-нацменов, а на «майонезных банок», что к поселку коммуникации тянули, а нынче лагерь разбирали. Я с ним прошлым летом договаривалась, чтобы и мои отделочники горячего питания могли перехватить. Не вспомню точно, почем и как, но по рукам ударили, кормил ребят...

Повар зарычал и выстрелил, даже не поднимая руки, с бедра. Возле моего уха снова вжикнуло, позади кто-то застонал. Я очень хотела оглянуться, посмотреть, что же там случилось, но не могла себя заставить отвести глаз от круглого черного зрачка. Ноги стали такие, словно из них вынули все кости, словно по колено в бетон вросла.

Зрачок обреза снова пополз вверх, я даже удивилась, что так медленно, а еще удивилась, что вижу хорошо. Рассвело совсем, но не привыкнуть никак. Почему-то совсем не к месту я задумалась, какие теперь придется выпускать будильники, с какой скоростью будут на них бегать стрелки, и что станет с временами года; вдруг весна в таком темпе сменит зиму, что шубу извлекать из целлофана просто нет смысла?..

Это что-то... Какой бред, оказывается, лезет в голову перед смертью! Шубу она, видите ли, вспомнила, всплакнула, дурочка!..

Гриша щелкнул, раз, другой и отшвырнул бесполезное ружье.

— Убирайтесь, не то я стреляю, — приветливо обратился к присутствующим повар. — Заряжено картечью, суки, назад без ног поползете...

Образовался из нас музей восковых фигур, выставка на выезде. Патроны оставались у Жана, но Жан держал прицел совсем в другую сторону, шугал молдаван, рассеявшихся по окрестным буеракам.

— Постойте, пожалуйста, не надо! — залепетал, замельтешил Белкин. — Умоляю вас, одумайтесь!

— Валите отсюда, я сказал! — Толстяк даже не посмотрел в сторону нашего лекаря. В ту секунду Белкин стал и мне противен, эдакая размазня, а не врач!

— А ты кто такой, чтобы мне указывать? — очень спокойно спросил Григорий.