— Ты глянь, бесова сила! — Валентин все показывал, а остальные забежали в дом, один Дед остался и сержанты. — Шуганули мы их, сюда не бегут!
А меня выпустили из рук, я как стояла — так на газон и повалилась. Оказывается, все это время забывала, как дышать, аж круги черные перед глазами поплыли. Ой, мамочки, я ж хотела им крикнуть, что в доме прятаться нельзя, что в доме провода всех передушат, но крикнуть никак не могла, хрипела и ручонками махала, как ворона подстреленная. Нельзя им было в дом, а много народу туда забежало.
Мне стало все равно. Могло бы прискакать целое стадо медведей, или выводок электрических розеток. Подняться я уже не могла. Поэтому я сидела ровно и наблюдала, как в сотне метров выше дорогу переходят эти белые мастодонты.
— Почему они не нападают? Ведь они же нас видят? — спросил кто-то.
— Действительно, не нападают...
— Одного я ранил!
— Радио! Вы слыхали?! Они говорят, как радио, это роботы...
— Мама, держитесь за меня, никуда не отходите!...
Длинноволосый босой мужчина, волосы хвостиком, в ярко-желтых спортивных штанах и пестрой майке придерживал за талию слепую старушку, закутанную в шаль. Откуда они такие взялись, ума не приложу. Наверняка гостили у кого-то. Старуха выглядела, как настоящая театральная пиковая дама, только кружевного капора не хватало.
— Митенька, не суетись! — хорошо поставленным баритоном произнесла дама, на ощупь запихивая в мундштук сигарету. — И не тяни меня, как куль с картошкой. Ноги у меня еще, слава Всевышнему, не отсохли!...
— Вы все с ума посходили! Надо бежать, закрыться в доме!...
— А окна?! Чем заткнуть окна?!
— О боже, эта тварь жрет мальчика...
— Они трупоеды, а не роботы! — заявил Дед. — Вы посмотрите, они ведут себя наподобие гигантских скарабеев...
Он стоял в дверях, на крыльце, поднявшись на цыпочки, и смотрел поверх крон засохших груш. Позади него по стене во мрак подвала тянулся черный жирный кабель. Пока еще он притворялся проводом, он укрылся паутиной и вел себя прилично.
Но я-то знала, что гадина задушит нас всех.
Валька осмелел, снова снарядил ружье, но сержант его остановил. Они отрывисто разговаривали, укрывшись за заборчиком, а я все никак не могла взять в толк, о чем речь. Ой, это полная беда, отупела окончательно, икала и кашляла; весь халат в крови, в цементе, голая, без документов, ужас...
— Глядите, бродят туда-сюда...
— Не стреляйте, только привлечете...
— Женщина, скорее к нам!
— А мне, душечка, неинтересно слушать, нравятся вам мои сигареты или нет! — обрушилась на кого-то слепая мама волосатого Митеньки.
Она была среди нас самая счастливая, потому что не видела белых медведей. Там, по улице, еще бегали какие-то полоумные. Сержант выскочил, поймал их и втащил в садик. Ой, я не могу, до чего бабы тупые! Их же спасают, они еще и отбиваются!
— Видите, они егозят строго поперек аллеи, — нашептывал Дед. — Ни один из них не спускается к нам...
— И что это значит?
— Пока не знаю, — пожал плечами Дед. — Хотя... определенные соображения возникают...
Я дедуле жутко завидовала. У него возникали соображения, а у несчастной Тамары Маркеловны сохранилась только одна внятная мысль — добраться до туалета.
— Зайцы на батарейках! — пропищал тонкий голосок.
Это мальчишка, встречала его неоднократно с сыновьями Зорькиных. Кажется, Вениамин, или Зиновий, точно вспомнить не могла.
— Почему зайцы? — спросили из подвального окна.
— По кругу бегают...
— А ведь и точно, по кругу!
— Это пришельцы, точно! А утром-то бухнуло — ракета их села! Всех сожрут теперь...
В доме на противоположной стороне аллеи тоже распахнулось оконце подвала. Оттуда выглядывало несколько голов.
— Что теперь будет, мамочки?
— Исчадия адские, я вам говорю!
— Лизавета Максимовна, у вас, кажется, была икона?
— Да заткнитесь вы, дуры-бабы, совсем рехнулись. При чем тут иконы?
— А при том, при самом. Забыли о боге, а он о вас не забыл
— Верно, верно, переполнилась чаша терпения его, наслал проклятие...
Там же щит, вяло думала я. Там распределительный щит, в подвале. Зачем вы туда залезли, там же нельзя находиться, это конец...
— Они уходят, глянь!
— Уходят и уносят то, что недоели...
— И слава богу, что уносят...
Я смотрела вверх. Сиреневое блюдце с лохматыми краями неторопливо скатывалось к огненно-красному лесу на том берегу озера. Я смотрела сквозь голые ветки садовых деревьев, которые еще вчера укрывали стены коттеджей плотными цветастыми коврами. Озеро выглядело, как блюдо из полупрозрачного мрамора.
Как будто на сетчатке глаза какой-то озорник перепутал цветные фильтры. Красный лес, индиговое небо и окаменевшая, почти черная, вода в мелких вкраплениях. И над всем этим — волны северного сияния.
— Тихо, ну-ка тихо! — сипло скомандовал Дед, и, как ни странно, его все послушались. Замерли головы в окошках, затихли тетки, что искали икону, даже милиционеры перестали дышать.
Оно наползало с нежным шуршанием. Так шумит лесной дождь, пробиваясь сквозь листву. Так плещут карасики в пруду на заднем дворе у соседа Зорькина. Ой, мамочки, ну не знаю я, как это назвать! Это не я, это кто-то придумал про северное сияние.
— Стекло, — внятно резюмировал Дед.
— Всем — вниз! — приказал молодой сержант, и мои ноги его послушались.
Сраный депутат стал возбухать, что не полезет в подвал, мент и еще один мужик помогли мне встать, а ему сказали, что он может оставаться наверху.
Стекло с шелестом ползло по мрамору озера. Никаких медведей не было уже на аллее и в помине. Провода на стене дома и внутри, на лестнице, не шевелились. Я зажмурилась и сказала себе, что если сейчас открою глаза и все это окажется сном, то немедленно начну новую жизнь.