Симулятор. Задача: выжить - Страница 3

— Вы же не на задержание едете? — дежурный взглянул на меня и отвел глаза.

Он тоже побаивался неизвестно чего.

— Это как посмотреть. Ты ведь не дозвонился.

— Полагаешь, кого-то шугануть придется?

И Карпыч поплелся отпирать оружейку. Комар не сказал ни слова против, хотя обычно он ненавидит таскаться с тяжестями. Все равно, каждому ясно — по людям палить не начнешь.

Гоблин уже прогревал мотор, хотя его следовало скорее остужать. Часы в дежурке едва отбили десять утра, а к капоту уже не прикоснуться. Я представил, как спина приклеится к сиденью, мокрому от пота, и чуть не завыл. Комар вытолкнул меня из-под козырька на жару. Прыщи на его пористой морде расцветали, как редкие поганки, под мышками форменной рубахи серебрились солевые наносы.

— В поселок, мать их... — и, не договорив, полез в машину.

Мы довольно шустро, но без лихости развернулись. В последний момент меня что-то подтолкнуло обернуться. Карпыч шутливо помахал платочком из зарешеченного окна канцелярии и принялся протирать очки. Было заметно, что лейтенанту не до шуток. Мы помахали в ответ.

Больше никто из нас Карпыча живым не видел.

Гоблин врубил сирену. Пугая одуревших от жары селян, мы обогнули центральную клумбу поселка, промчались мимо закрытой на лето школы, мимо заколоченного гастронома и под аркой из ржавой газовой трубы вскарабкались на шоссе.

Здесь произошла первая вынужденная остановка. Младший сержант Лазарев, проявив неслыханную вежливость, пропустил двух бегущих навстречу коров. Взаимной вежливости он не дождался, одна из коров плечом свернула нам зеркальце. Сама она удара не заметила, даже не сменила направления. За коровами скакал теленок, весело подмахивая пятнистой задницей. Все трое резво перемахнули канаву на обочине, проломили штакетник и устремились прямо по картофельным грядкам к центру поселка. За первой коровой волочилась веревка с обгрызенным концом, вторая ухитрилась выкопать из земли колышек.

Я подумал про коров, запертых на ферме. Отсюда кирпичный сарай бывшего совхоза был виден, как на ладони. Там ничего не горело, и ничего не затопило. Коровки ревели оттого, что не могли вырваться на свободу.

Просто им срочно захотелось в лес.

Позади неловко сгрудились четыре пятиэтажки, приземистое здание фабрики с кирпичной трубой и три десятка частных домиков. Это и есть наш поселок. Вместо заколоченного гастронома бодро торговали Целых четыре павильона, и строился стационарный магазинчик с кафе возле выезда на трассу. Владельцы павильонов, завидя нашу машину, неосознанно приняли боевую стойку. Их хмурые азиатские глазки резко контрастировали с показным радушием улыбок. В другой день мы бы остановились проверить, как идет торговля, и прихватили бы чего-нибудь вкусненького.

Но сегодня Гоблин даже не стал отпрашиваться у Комара за сигаретами. Потому что он увидел собак.

Собаки перебегали шоссе метрах в ста за развилкой, и казалось, что они плывут, шевеля конечностями, в зыбком горячем мареве. В первую секунду я решил — это собачья свадьба, но животные все текли через дорогу, как овечья отара, и никак не кончались. Их было не меньше трех десятков, большие и маленькие, цепные, охотничьи и даже несколько комнатных уродцев. Мне показалось, что за некоторыми волочились ошейники. Гоблин остановил машину. Мы не сказали ни слова, просто молча проводили псов глазами. Со встречной полосы таким же обалдевшим взором следил за псами водитель цементовоза. Он тоже остановился их пропустить и долго глядел вслед, высунувшись в окошко.

Некоторое время я соображал, что же меня так растревожило в этих собаках. Потом уловил. Они бежали оттуда, куда нам предстояло ехать. Аккурат со стороны пионерлагеря. Они сорвали поводки, бросили свои уютные будки и заботливых хозяев.

Свора растеклась по обочине. Цементовоз тронул с места, закутавшись в облако горелой солярки, и тут мы чуть не протаранили лосиную семью. Это вам не стая болонок, Гоблин едва успел вывернуть руль. Нас нагнали еще три легковые из Полян, все остановились, пережидая, пока сохатые перебегут асфальт.

— Что за фигня? — У Комара задергался левый глаз. Он же у нас вообще психованный. Особенно когда чего-то не понимает. А сегодня сержант не понимал вообще ничего. — Сашка, погляди, там бобры, или мне чудится?

Он даже не назвал меня Нильсом. Я поглядел. Ему не чудилось. Впереди, за разделительной, раскинули лапки два раздавленных бобра; очевидно, их переехал грузовик. Мухи ползали по блестящим кишкам, черную полосу крови уже раскатали колесами. Ничего такого особенного, чтобы выплюнуть завтрак, я не приметил. Недельку на мясокомбинате туши покидаешь, и любое мясо перестаешь замечать.

— Такое бывает, — сказал я. Надо же было что-то сказать. — От перегрева звери могут умом тронуться...

Комар уставился на меня, будто это я тронулся умом. Уж он-то прекрасно знал, что лоси среди лета к человеку не попрутся, а бобры и подавно суицидом не страдают.

— Может, поедем? — Гоблин за рулем вытер потные ладони о штаны. — Уже сигналят сзади...

За то время, пока мы не свернули на проселок, сержант родил всего пару связных фраз. Он был мрачен, как ведро с сапожной ваксой, и я его не тормошил. Я заполнял сканворды и старался не вспоминать бобров на дороге. Солнышко порхало с ветки на ветку, среди сосен и зарослей черники резвились солнечные зайчики. Когда быстро едешь по лесу, все мелькает перед глазами. Просто нереально сквозь мельтешение бликов что-то разглядеть, поэтому я изучал журнал.

Это я так себя уговаривал после.

После того, что произошло с Гоблином. Я несколько ночей убеждал себя, что развернуться или удрать пешком мы бы все равно не сумели.