Симулятор. Задача: выжить - Страница 101

101

Когда свернули в лесочек, я оглянулся. Что-то сердце екнуло. Как ни крути, я в сраную эту дачу немало бабок и здоровья вбил. Дом отсюда было не видать, да я и не надеялся. Скорее всего, на месте дома давно уж цементная плесень бесновалась... Побачил я на поселок и одним махом уверился, шо все в последний раз. Не вернусь сюда более, да и некуда возвертаться будет. Там маленько виднелась полоса асфальта, это то, шо от Березовой аллеи сохранилось, и штук пять домов. Очень вовремя мы свалили, гадом буду... Слева, с горы, проволока комьями лезла, забор проломила, по кирпичикам растаскивала, а справа, среди поганок, я видел мельтешащие тушки моих любимых дикторов».

Аж передернуло всего, как усы их вспомнил.

— Слышь, сержант, — сказал я в спину Комарову. — Ты базар-то фильтруй, мы тебе не алкаши в обезьяннике, штоб так относиться...

— А тебя, бандита, вообще изолировать следует! — переключилась на меня Маркеловна, как только мы свернули в лес. Я аж обалдел от такой наглости.

— Не имеете права обзывать человека бандитом! — заслонил меня узкой грудью голубок Ливен.

— А что, по-твоему, он не педик? — показал мне зубы Комаров.

Художник стушевался.

Я приглядывал за обочиной. Черных люков пока не предвиделось, зато выросла несусветная какая-то трава, я такой в жизни не встречал; вроде лопухов, но листья круглые и почти прозрачные. Жирные стебли стлались по земле, переплетались промеж себя, полный кабздец, как ковер. Короче, ногу там некуда поставить. Захочешь отойти, отлить, как пить дать, зацепишься и навернешься! Из стеблей вверх торчали отростки с листьями, а на листиках, по краям, свисали белые ягодки, точь-в-точь малинка, только в два раза крупнее. Вроде как не нашенское, но ничего особенного, да? Я в том смысле, что мало ли дряни на земле водится, в Индии там, или Бирме...

А вот хрен там, ничего особенного. Они за нами вослед поворачивались, лопухи сетчатые! Мы шпарим себе вдоль полянок, а они, вроде ракеток теннисных, марлей затянутых, вслед смотрят, только без глаз... Тихонько так, сперва и не приметишь. Короче, я бы скорее зарезался, если бы мне предложили ягодок таких отведать...

А ближайшие проволочные кусты шевелились метрах в двадцати. Кое-где еще на обочинах торчали, як мертвые часовые, голые стволы сосен. Корни их давно засохли в земле. Когда мои вынужденные спутники не цапались, становилось тихо. Но тишина мне совсем не нравилась.

Я как чуял подвох.

— Мне насрать, педик или нет, — сказал я Комарову. — Ты его драл, сержант, шо такие заявы кидаешь?

Серьезная заявка, но иначе нельзя. Не потому, что художник у меня в корешах ходил, вовсе нет. Кстати, от него таки голубизной несло. Но таки кому какое дело? Просто я не мог оставить так, чтобы какой-то гнойный прыщ в погонах поливал нас говном.

Однако Комаров не стал со мной выяснять. Потянулся было за волыной, а Маркеловна как заорет. Старух задушенных увидала, экая новость. Поперек дороги просека пролегла, а на ней столбы деревянные, на бетонных сваях. Местное электричество, не высоковольтное.

— Не подходите... — замахал грабельками художник, как будто кто-то порывался идти с мертвяками целоваться.

Это те самые тетки были, что сутки назад на разведку, блин, ушли. «Земля им пухом» — язык не поворачивается сказать, потому что до могилок им не добраться...

Что-то я сам, как баба, стал, глаза на мокром месте. Три тетки, як партизаны, прикрученные к столбам, висели. Видать, низком топали, а наверх поглядеть не догадались, тупорылые...

Тут мы впервые посовещались, вроде перемирия организовалось. Даже Маркеловна на время крыситься перестала. Я сказал, что рвану бегом между тех столбов, на которых висели женщины. Пока провода с их трупов размотаются, проскочу. Про себя я подумал, шо ежели провода размотаются после меня, то и хрен-то с ним. Дураков этих не пропустит, пойду дальше один.

Но мы проскочили, провода не разматывались.

Когда мы выбрались на место, где погиб их Гоблин, Комар, идиот, вдруг захихикал, как придурок. А мне нe до смеху было, я всерьез забеспокоился, как бы это чудило не натворило нам проблем. Лучше бы не меня, а его в подвале к трубе привязали. С каждой минутой я все больше жалел, что не послушал Деда. На хрен, лучше бы с ними двинул, все спокойнее, чем придурков разнимать...

Лес снова кипел, земля шевелилась под ногами. Справа торчали огрызки сосен, без коры и ветвей, точно их слоны обгрызли, а слева островками колосилась рыжая пакость. Меня дико раздражало, шо ветра нема, а проволочные кусты беспрестанно шевелятся, ну чисто щупальца... Их когда ножом рубишь, даже тогда шевелятся, гладят по рукам. Наш «келдыш», Дед, назвал их разорванной цепочкой, или что-то в этом роде. Типа, у проволоки где-то существует естественная среда, и в той среде шебуршится ее естественное питание, типа мелкой рыбехи. У нас такой рыбехи нет, но кусты шевелятся. Мерзость, блин...

Я думал, шо надолго застрянем там, где «цементная труба» выплюнула «уазик», но перевалили ее достаточно легко. Эта дрянь гудела и раскалялась изнутри, но щупалец больше не выбрасывала. Мы попытались ее перейти, но брода так и не отыскали. Самым гением, блин, оказался Дима Ливен. Он предложил подтянуть к трубе две упавшие сосны. Сосны, подрубленные под самые корни, лежали возле черных люков.

Лючки были молодые, не опасные. А тащить сосенки пришлось недалеко, метров сто, но взмокли мы, словно восьмидесятилетние старики. Впервые я чувствовал, как дергается сердце.

С сердцем что-то случилось.

Дергалось-то оно нехило, но не ныло, как раньше. Крепче сердце стало, во как...

Снова инвалидку услыхал. На сей раз уверился, что с мозгами — полный ажур. В смысле — не соскочил с катушек пока. Забавно, что и хромоногая меня услыхала. Вот только как такой казус приключился?..

101